Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

Не зевая по сторонам, Василий миновал гостиницу «Пекин», затем прошел по Большой Садовой еще немного и свернул направо, на улицу Красина.

Здесь он тоже не отвлекался и, пройдя с квартал, устремился к неброскому зданию, внутри которого, сразу за входными дверями, натолкнулся на милицейский пост.

Молоденький милиционер сидел за потертым столом под лестницей, ведущей прямо из куцего вестибюля на второй этаж.

– Добрый день. А где тут внутренний телефон? – спросил Василий. – Ага, вот вижу. Это он?

Сонный милиционер открыл рот, чтобы ответить, но через пару секунд, так и не ответив, закрыл его, потому что в это время Василий уже оказался у тумбочки с телефоном и уже, положив кофр на пол, взялся за трубку. Фотограф набрал на диске «3—2-1» и с напором заговорил:

– Здравствуйте, мне нужен Алексей Алексеевич. Я – журналист, Василий Наводничий. Да, конечно, я договаривался с ним о встрече. Он говорил, что меня кто-то должен будет провести через охрану. Да-да, я уже здесь, внизу. Хорошо, жду.

Вскоре на лестнице появилась дородная дама.

– Вы к Алексею Алексеевичу? – сказала она, спустившись на несколько ступеней – ровно настолько, чтобы увидеть посетителя. – Пойдемте со мной.

– Документ имеется? – встрепенулся за своим столом милиционер, когда Василий проходил мимо.

Наводничий остановился, протянул ему паспорт.

– Идите. А это, – милиционер быстро просмотрел первые страницы паспорта и положил его в ящик стола, – это заберете у меня на обратном пути.

Дама провела Василия по недлинному коридору второго этажа, на стенах которого можно было увидеть запыленные стенды «Наши передовики», «Ветераны – в строю!», а также «План эвакуации сотрудников в случае пожара». Зайдя в комнату, оказавшуюся приемной, женщина пригласила его присесть в кресло. Наводничий садиться не стал, а положил на кресло кофр и уставился на дверь с табличкой «Русанов А. А.».

Женщина водрузилась за секретарский стол и связалась по телефону с начальником, сидевшим за дверью с табличкой, которую бурил взглядом Василий.

– Проходите, – сказала секретарша, и Наводничий не заставил себя ждать.

Алексей Алексеевич Русанов оказался благообразным, сухопарым стариком. Он сидел, в белом халате врача, седовласый, за скромным письменным столом и был необычайно спокоен. Когда Василий ворвался в кабинет, Алексей Алексеевич с достоинством поднялся из-за стола и сделал шаг вежливости навстречу.

Представившись друг другу и пожав руки, они сели. Русанов – на свое место, Василий – напротив.

Тут с Наводничим случилась метаморфоза. Цепко глянув на Алексея Алексеевича, он вдруг стал очень тих и даже как-то вял.

– Спасибо вам большое, что согласились на интервью и фотосъемку, – проговорил Василий раздумчиво. По-хамелеоньи подстроившись под ситуацию, он и верхние веки расслабил, отчего глаза его, точь-в-точь как у старика Русанова, стали казаться несколько сонными.

– Значит, вот здесь вы и работаете? – продолжал Наводничий, медленно поводя полузакрытыми глазами по сторонам. На стене, за спиной Русанова он увидел портрет Ленина. На другой стене висела сусальная деревянная гравюра, на которой был изображен Есенин с курительной трубкой в углу рта и, разумеется, на фоне склоненной березы. Больше в этом маленьком кабинете ничего примечательного не было.

– Я так понимаю, лаборатория по сохранению тела Ленина, наверно, тоже в этом здании расположена? Наверно, можно будет немного пофотографировать, как вы там тело Владимира Ильича обрабатываете… – вкрадчиво сказал Василий, совсем уже переигрывая в своем стремлении стать похожим на собеседника – почти сползая с кресла и чуть ли не падая в обморок.

Алексей Алексеевич пристально посмотрел на него.

«Как бы не переборщить», – подумал Наводничий и подтянулся, хотя смотреть продолжал по-прежнему, из-под расслабленных век.

– Работы с телом Ленина фотографировать запрещено. Я вам и по телефону это сказал. И вы тогда (помните?) ответили, что хотите сфотографировать только меня, в моем кабинете, – спокойно сказал Русанов.

– Э-э… Да, конечно, но я был уверен, что ваш кабинет как раз и является лабораторией. То есть, что кабинет находится в самой лаборатории. Извините, я ведь в медицине и в других таких науках мало что понимаю. Гм. В любом случае, давайте сначала просто поговорим о вашей работе. Кстати, вот интересно: сохранение трупа – это медицина, или как? Надеюсь, вас не обижает мой вопрос.

– Это хороший вопрос. По существу. И я сейчас на него отвечу, – сказал Русанов. Он покопался в ящике стола и, выудив из него визитную карточку, дал ее Василию.

– А у вас нет случайно визитки? – сказал Алексей Алексеевич.

– Конечно, – ответил Наводничий. – Пожалуйста.

Русанов перед тем, как убрать визитную карточку Василия в карман, очень внимательно изучил ее.

– Так. Хорошо. Так вот насчет медицины. Сам я – доктор медицинских наук. Но если говорить о сохранении тела Владимира Ильича, то эта работа ведется на стыке медицины, химии и физики.

Василий достал из кофра диктофон и включил его.

– Вы не возражаете, если я на пленку запишу наш разговор? Чтобы потом что-нибудь не перепутать.

Алексей Алексеевич слегка развел руки в приглашающем жесте.

– Как же удается так долго сохранять тело Ленина? – спросил Наводничий.

– Если не вдаваться в специфические подробности…

– Извините, что перебиваю, но мне как раз подробности нужны.

– Понятно. Так вот, чтобы сохранить прижизненный облик умершего, надо заменить воду в клетках организма на бальзамирующий состав. В человеке, видите ли, очень много воды. И ее нужно заменить специальным раствором. Который, с одной стороны, не испаряется из организма, а с другой, – не впитывает влагу из воздуха.

– А состав этого раствора – тайна?

– Да. Это наше ноу-хау, как говорят иностранцы.

– Ноу-хау – это понятно. Это же деньги, наверно. Кстати, а сколько стоит забальзамировать человека?

– Не знаю… Я не финансист.

– А вот ваши специалисты, я слышал, бальзамировали иностранных вождей.

– Да. Это Димитров в Болгарии, Готвальд в Чехословакии, вьетнамский руководитель Хо Ши Мин, Агостиньо Нето в Анголе…

– И что, все это в порядке социалистической помощи, бесплатно?

– Ну нам-то, работникам, конечно, обычную зарплату давали, а государство, по-моему, за это получало определенную плату.

– Сколько?

Алексей Алексеевич поднял взгляд к потолку и задумался. Василий украдкой подтянулся в кресле и стал разглядывать бумаги, лежавшие на столе.

– Думаю, речь может идти о суммах… в миллион, или полтора миллиона… долларов… за каждого, – медленно сказал Русанов и опустил взор на собеседника, но за мгновение до этого Наводничий успел уставиться куда-то в угол комнаты.

– Хотя я не уверен, – продолжил Алексей Алексеевич. – Может, с какой-то из этих стран и вовсе денег не брали. Это ведь было дело политики. Экспорт идеологических ценностей не преследовал материальной выгоды.

– Понятно. А вы сами с идеологической точки зрения как к своей работе относитесь?

– Я – ученый.

– Ну, а как вы отнесетесь, скажем, к тому, что сейчас вот возьмут и решат похоронить Ленина?

– Это будет, прежде всего, научная потеря – все-таки никто в мире подобного не делал. Мы накопили уникальный опыт… Жалко, конечно, будет. Мы всю жизнь работали над этим.

– Да, это, конечно, неприятно, когда зарывают труд всей твоей жизни. Но пока можно не расстраиваться, ведь ничего не решено, и может быть, ничего такого не произойдет.

– Посмотрим.

– Не хотел бы вас обидеть, но такой вот еще вопрос: есть ли уверенность, что тело сохранено полностью? Ходят слухи, что некоторые части сохранить не удалось, и поэтому их сделали из воска или еще из чего-то. Это правда?

– Нет, это абсолютная неправда. Все, что было, то и осталось. Я работаю в лаборатории с пятьдесят второго года и могу сказать, что никаких изменений не произошло. Некоторые негативные изменения тканей произошли в самом начале, в двадцать четвертом году, когда еще не собирались сохранять тело на долгий срок. Пальцы на одной из рук потемнели, поэтому теперь они поджаты в кулак. Чтобы было незаметно.

– Хорошо. Скажите, а внутри тела что находится?

– Ничего. Внутренние органы удалены.

– Ага! Так-так. Тогда каким же образом сохраняется объем тела? Ведь внутри должен быть каркас, чтобы живот не проседал.

– Каркаса внутри нет. Грудная клетка сама держится – за счет ребер, а в брюшную полость мы помещаем ткань, рулон обычной ткани, которая пропитана бальзамирующим раствором. Поэтому в саркофаге тело смотрится нормально. Но, вообще-то… обычно мы о таких подробностях не говорим. Это может показаться неэтичным по отношению к телу Ленина и по отношению к посетителям Мавзолея.